И это был один из них. «Очень слабая надежда» или нет, если Калоподий преуспеет с этим тактическим маневром, то шансы Велисария в его собственной, большой игре значительно улучшатся.

Велисарий осмотрел остров, следуя взглядом за пальцем Калоподия, когда молодой офицер показывал предлагаемые позиции. Пока он это делал, Велисарий продолжал свои размышления.

Чтобы все прошло, как надо, ему требовалось исчезнуть из вида врага. По крайней мере, на две недели, скорее на три, когда он выведет армию из долины Инда — и, таким образом, из поля зрения войск малва, которые будут маршировать вдоль берега или плыть вниз по реке, чтобы усилить осаду. Он завлечет малва в капкан у Суккура, в то время как обойдет их, перекрывая дорогу к отступлению.

Велисарий отведет свою армию прямо на восток и затем, двигаясь по краю пустыни Чолистан, отправите на северо-восток. Он будет маршировать параллельно реке, поддерживая расстояние примерно в тридцать миль между своими силами и Индом, причем выставит щит из арабских разведчиков, которые помогут сохранить его передвижения в тайне.

Даже если люди Аббу встретятся с какими-то подразделением малва, враг скорее всего предположит, что просто разведгруппа или рыскающие в поисках поживы мародеры. Малва никогда не представят, что за отрядом из легкой конницы к месту ответвления Чинаба — а это в двухстах милях от находящегося на осадном положении Суккура — приближается могучая армия, состоящая из тяжелой римской конницы и артиллерии.

Велисарий полагался только на собственную смелость. Только смелость — и готовность Калоподия и менее двух тысяч катафрактов умереть, если потребуется, на острове от рук огромной армии малва, осаждающей Суккур. И снова сама смелость гамбита была единственным, что давало шанс на победу. По оценкам Велисария — и Калоподий, очевидно, с ним соглашался — командующий малва предположит, что силы на острове — это просто подразделение основной армии Велисария. Которая, такой напрашивается вывод, все еще стоит в Рохри.

Стоит, отдохнувшая, переформировавшаяся — и готовая воспользоваться преимуществом провала вражеского нападения на выставленный на острове отряд. Готовая перебраться через Инд и соединиться с персами, забаррикадировавшимися в Суккуре, и римскими силами Ашота к югу от города.

И снова заговорил Эйд, и снова успокаивающим тоном:

«К этому времени после Анаты, и дамбы, и Харка малва будут в ужасе от еще одной „ловушки Велисария“. Их командующий в Суккуре уставится на этот остров и глубоко задумается. И будет думать. Какая там скрыта ловушка? Он станет изучать остров и придет к выводу, что Калоподий — просто приманка. И — мудрый человек! — он решит, что лучше эту приманку не проглатывать».

Велисарий кивнул, одновременно отвечая и Эйду, и молодому офицеру, стоящему перед ним.

— Это сработает, — твердо сказал полководец, его тон выражал уверенность, которой он в действительности не чувствовал. Но…

Теперь Велисарий принял решение. Полные энтузиазма слова Калоподия убедили его в самом важном. Если у этого плана есть хоть какой-то шанс на успех, он сработает из-за смелости офицера, который претворял его в жизнь. И в то время, как часть души Велисария оставалась темной и мрачной при мысли о том, что он просит семнадцати, летнего парня умереть, хладнокровный разум полководца знал правду. По какой-то странной причине, похороненной глубоко внутри человеческого духа, именно такие «мальчики» на протяжении истории доказали свою готовность умирать во имя. Чего — не суть важно.

Снова и снова они делали это, не счесть, сколько раз, где и когда. Не имело значения ни происхождение, ни воспитание. Такие «мальчики» показали себя в варшавском гетто и на ушедшей под воду дороге на Шилох 51 . Словно на пороге взросления они чувствовали себя обязанными доказать, что имеют право называться мужчинами, хотя на самом деле никто никогда не бросал им вызов — за исключением их самих, в туманных и полных опасения нишах своих собственных душ. Велисарий вздохнул.

«Пусть будет так. Мне самому было семнадцать лет, — Его холодный взгляд переместился на ландшафт острова. Велисарий вспоминал себя. — И я бы с готовностью сделал то же самое».

Оставалось только заточить жертвенный нож. Велисарий собрался с духом и заговорил:

— Помни, Калоподий. Обескровь их. Если они придут, выпусти им кишки до того, как умрешь. — Его тон был таким же суровым, как и слова. — Конечно, я надеюсь, что они не придут. Я надеюсь, что поддельные пушки и постоянное передвижение того малого количества войск, которое есть, убедят малва, что мои основные силы все еще находятся здесь. Того количества орудий и людей, что я тебе оставляю, будет достаточно, чтобы отразить любые пробные вылазки. А после того, как сюда доберется Менандр с «Юстинианом», любая атака малва через реку будет отбита. Но…

— Если они пойдут в атаку до того, как сюда прибудет Менандр, то от нас ничего не останется, — закончил Калоподий. — Но им будет нелегко, если мы станем удерживать позиции. Не забывайте: мы захватили или разрушили большую часть их судов во время сражения на переправе. Поэтому они просто не могут нахлынуть на меня одной массированной атакой. Им придется поработать.

Он пожал плечами.

— Это война, командир. И в любом случае, нельзя жить вечно. Но если они придут, я обескровлю их. Я и константинопольские катафракты, которых вы оставляете, — Его молодой голос звенел уверенностью. — Вероятно, мы не сможем их сломить — если они бросят в атаку приличные силы, — но мы сильно их потреплем. Достаточно сильно, чтобы предоставить вам те несколько дней, которые требуются. Это я могу обещать.

Велисарий колебался, пытаясь придумать, что добавить. До того как он смог что-то сформулировать, некий звук заставил его повернуть голову.

Подошел Маврикий. Хилиарх посмотрел на него и на Калоподия. Его глаза были такими же серыми, как борода.

— Ты согласился, парень? — спросил он. После того как молодой офицер кивнул, Маврикий фыркнул. — Чертов дурак.

Однако Маврикию тоже когда-то было семнадцать, ин шагнул вперед и положил руку на плечо Калоподия.

— Это очень слабая надежда, как ты знаешь. Но, как я предполагаю, каждый человек по крайней мере раз в жизни должен сделать что-то подобное. И если по какому-то нелепому стечению обстоятельств ты выживешь — у тебя будет право хвастаться всю оставшуюся жизнь.

Калоподий улыбнулся.

— Кто знает? Может, даже моя тетя прекратит называть меня «этот бесполезный сопляк».

Велисарий рассмеялся. Маврикий хитро посмотрел а парня.

— Это может оказаться не таким благословением, как тебе представляется. Она может начать приставать к тебе вместо конюхов.

Калоподий поморщился, но быстро нашелся.

— Не проблема! — объявил он. — Я получал отличные оценки как по риторике, так и по грамматике, я уверен, что смогу отразить попытки виновной в кровосмешении совратительницы.

Но определенное беспокойство оставалось у него на лице, и именно оно в конце концов позволило Велисарию смириться с мрачным цинизмом плана. Было что-то странно успокаивающее в зрелище семнадцатилетнего мальчика, которого больше беспокоила перспектива отдаленной социальной неловкости, чем гораздо более близкая перспектива собственной смерти.

«Вы — странная форма жизни, — заметил Эйд. — Я иногда размышляю, не является ли термин „интеллект“ высшим оксюмороном 52 ».

Велисарий, последовав примеру Маврикия, сам пожал плечо парня и широкими шагами отошел прочь, чтобы начать подготовку к маршу. Когда он отдавал новые приказы, часть его сознания рассматривала замечание Эйда. И он пришел к выводу, что часто юмор служит оболочкой разумности.

«Да, правильно. Разумное животное в конце концов понимает предопределенность своей собственной смерти. Поэтому обоснованно, что его мыслительный процесс несколько… какое слово лучше подходит?»